К 120-летию со дня рождения легендарной женщины прошлого
столетия Эстер Бадаловой.
«Все люди умирают
по-настоящему, но не все по-настоящему живут».
Уильям Уоллес
Эстер Бадалова – это моя любимая мама, которая родилась и умерла в мае месяце. Нынешний День Матери имеет для меня особое значение: в начале мая исполнилось 120 лет со дня ее рождения и 40 лет со дня кончины. Я её третий, самый поздний ребенок, она родила меня в свои почти 45 лет (тогда это было большой редкостью), и потому помню осознанно, когда ей было уже за 55 лет и старше. Все предыдущие годы её жизни – в фотографиях и воспоминаниях родных, близких и друзей – её современников.
Сейчас, когда
я думаю о маме, первое, что приходит на память и встает перед моим взором, это
её неординарность и даже какая-то величественность натуры и образа, необычных
для женщин бухарских евреек того времени. Я помню её очень
красивой, смелой, активной, и отличали ее весёлый нрав, невероятный оптимизм и
способность решать трудные жизненные ситуации.
Мама родилась
в 1903 году в Самарканде в большой семье Матата и Давуро Бадаловых, где было
шестеро дочерей (Фарейхо, Лео, Хевси, Мазол, моя мама Эстер и самая младшая – Споро)
и единственный сын Есеф. В 1927 году три старшие сестры вышли замуж за трех
братьев, приехавших из Иерусалима, и все они через Иран эмигрировали в Израиль.
С тех пор семья потеряла с ними связь, от чего страдали все, особенно родители.
Единственного брата моей мамы, Есефа Бадалова, я видела только в далеком детстве,
когда он приезжал из Самарканда в Душанбе навестить нас. Мне он запомнился
красивым дядей с добрыми веселыми глазами, очаровательной улыбкой и задорным
смехом. Позже, повзрослев, я все эти качества видела и в моей маме. По
профессии был он педагогом, в начале века директором лицея в Самарканде, позже эмигрировал
со своей семьей в Израиль. Говоря о моей маме, он подчеркивал, что она была
самой красивой, самой умной и самой деловитой в их семье. Впрочем, так говорили
и все те, кто знал её.
Своих дедушку и бабушку я не имела счастье увидеть – оба они скончались еще до моего появления на свет. Но со слов моих родителей и тех, кто их знал по Самарканду в конце 19-го начале 20-го века, дедушка Матат был торговцем. Семья жила в большом доме в центре Самарканда, и, хотя он был бизнесменом, у них часто собиралась образованная часть общества. Был он человеком довольно прогрессивных взглядов. Может, поэтому в начале века, когда среди интеллигенции были сильны революционные настроения, он позволил двум своим младшим дочерям, моей маме и Споро, заниматься революционной деятельностью и бороться за справедливость. Поначалу сестры были активны в Самарканде. А позже, в 1928 году, по призыву руководства Таджикистана моя мама, молодая Эстер Бадалова, в числе 25 тысяч активистов отправилась туда и с присущим ей энтузиазмом стала бороться за укрепление Советской власти в Средней Азии. Там ей довелось пройти «огонь, и воду». И на этом пути она встретилась с моим отцом – Иосифом Максумовым, который, будучи мужским мастером/парикмахером, оказался, как и мамин отец, человеком передовых взглядов.
Помню, как папа любил рассказывать нам, детям, какой смелой была наша мама в
молодости, как она воевала с басмачеством, верхом на лошади разъезжала по ночам.
И главное – как её всячески оберегали от покушений телохранители, в их числе и
сам наш папа. В самые суровые годы разгула басмачества папа всегда был рядом с
ней. Могу с гордостью отметить, что моя
мама была в числе тех, кто ликвидировал знаменитого басмача Курбаши. Неделями
она находилась в разных уголках горного края, в созданных райцентрах и
колхозах, поднимая народ против басмачей. Она
была также одной из числа первых женщин Востока, которая публично сняла и сожгла
на площади паранджу. Без нее не было бы, вероятно, такого взлета женской
социальной активности того времени. В 1932 году она была организатором
первой конференции женщин в Ходженте, положившей начало этому движению в горных
забытых Б-гом кишлаках Таджикистана.
Постоянная
жизнь «в седле» не давала маме возможности нормально выносить и родить ребенка.
Первенец появился в семье только в 1939 году – моя сестра Нина (Неккадам). Моя молодая неугомонная
мама начинает учиться в Средне-Азиатском госуниверситете (САГУ) в Ташкенте на отделении партийных работников, который
окончила экстерном. Вспоминая это время, она рассказывала, что именно Советская
власть в то далекое время помогла Средней Азии избавиться от басмачества,
провозгласила равенство между народами, дала всеобщее образование и грамотность
нам, бухарским евреям. И сокрушалась, что многое стало другим с приходом
Сталина к власти в 1937 году.
Коммунистка,
она была членом Центрального Исполкома Таджикской ССР, занимала различные руководящие
посты в крупных предприятиях республики и закончила свою трудовую деятельность
парторгом крупной чулочно-носочной фабрики в г. Душанбе. Долгие годы после
этого она была в числе активистов Народного партийного Контроля в Душанбе, и я
помню, как мама заранее предупреждала завмагов-евреев о готовящейся проверке у
них в магазине, чтобы дать им возможность подготовиться к ней. Во время войны,
когда наш папа был на трудовом фронте, маму, как партийного работника,
назначили директором артели бытовых услуг. Она часто нам рассказывала об этом
периоде своей жизни, особенно о том, как помогала нашим людям в то тяжелое
время. Многие бухарские евреи помнили и рассказывали нам, как мама не дала им
пропасть и во время войны, и в голодные послевоенные годы.
Неординарность и мудрость моей мамы поражали и продолжают удивлять меня,
особенно сейчас, с высоты моих прожитых лет. Будучи женой религиозного
человека, брат которого – Ехель Максумов – был главным равином Средней Азии и
который с большим почтением относился к моей партийной маме, она легко и даже с удовольствием соблюдала
все еврейские традиции и приучала к этому нас, детей. Это было не только из
уважения к религиозному мужу и его родным. Это было у неё в крови, её
внутренней потребностью. По-настоящему оценить это мы
можем лишь сейчас.
Я помню, перед Песах в нашем доме
собирались соседи, женщины и мужчины, месили тесто, раскатывали мацу, и мама
сама пекла её в тандыре на всю многочисленную родню и соседей в течение 2-3 недель.
Это строго преследовалось властями, и потому все делалось тайно, за плотно
закрытыми воротами. Я обожала это время и до сих пор сохранила ощущение чего-то
таинственного и божественного в этом коллективном и очень добром единении
людей. В семье мама была истинно
кошерной женой, мамой, хозяйкой. Вместе с большевистскими догмами, выученными в
университете, неосознанно жили в ее крови и сознании опыт предков и Законы
Торы.
Наш папа очень искренне любил
её, это даже видно по фотографиям их молодости, на
которых, кстати, видно и то, какая она была модница по тем временам. Мы, дети, ни разу не видели, чтобы они
ссорились. Их отношения друг к другу были нежно-скромными и миролюбивыми.
Наш большой дом в Душанбе на улице Островского, 74 был всегда
многолюдным и гостеприимным. В нем былО сыгранО 14
свадеб родных и близких на 200-300 человек каждая, много юбилеев, и на всех них
в числе музыкантов обязательно были любимые Барно Исхакова, Нерье Аминов, Рафоэль
Толмасов, братья Яков и Амнун Бободустовы и другие, с которыми у моих родителей
были дружеские отношения. Все еврейские
праздники и события мы справляли у нас дома в кругу многочисленныx
родственников мамы и папы. В семье мы говорили на двух
языках – русском и бухори. Дом наш в шутку называли «Домом советов»,
куда люди приносили свои проблемы, и мама очень мудро их решала.
Я думаю, что
революционные взгляды и независимость в решениях – это было у мамы от ее отца –
моего дедушки. Он не запрещал маме и ее сестренке Споро жить так, как они
считали нужным, и позволял им заниматься революционной деятельностью.
Правда, к
своим детям мама относилась иначе. Мы, её дети – Нина, Борис и я – практически
беспрекословно слушались её и уважали её мнение. Меня, например, она видела
только медсестрой, говоря при этом: «Девочка бухарская еврейка должна быстрее
получить специальность и выйти замуж!» И хотя я горела желанием быть физиком, пришлось
после 7 класса пойти в медучилище, несмотря на уговоры школьных учителей и мои
слезы. Правда, видя мои успехи в учебе, мама разрешила мне сразу после училища
поступить в мединститут, но своевременное замужество было непременным условием.
И на втором курсе института я вышла замуж.
К сыну она
отнеслась иначе. Её высокий партийный авторитет и боевые заслуги перед народом были
учтены руководством страны, и это помогло моему брату Борису поступить в МВТУ
им. Баумана в Москве, куда, как известно, вход евреям был практически закрыт.
Он был принят туда по специальному направлению из Таджикистана.
В 1979 году
мои родители уехали в Израиль для воссоединения с семьей старшей дочери, Нины.
Для мамы это время было самым тяжелым испытанием в её жизни. Но она понимала, как
много для нашего папы значил Израиль – это было мечтой всей его жизни. И она
решилась на это из-за большой любви к нему. Самым трудным для неё было уйти из
рядов коммунистической партии и сдать партийный билет.
Четыре года в
Израиле были самыми тяжелыми в жизни нашей мамы. В отличие от отца, там мама не
обрела счастья. Уезжая, она говорила, что «едет в никуда», оставляя страну,
которую строила и за которую воевала... Но, самое главное, её материнское
сердце не могло расстаться с нами, остающимися в Союзе дочерью и, особенно, с сыном,
которого любила безмерно. Мама ждала, что Борис приедет, но так и не дождалась.
Через 4 года она ушла из жизни, а ровно через 2 года тоже в мае скончался наш папа,
Иосиф Максумов. Поэтому этот месяц для нашей семьи еще более значимый.
За многочисленные
свои заслуги мама была удостоена многих правительственных наград, среди которых
орден «Знак Почета», медаль «За трудовую доблесть», несколько юбилейных медалей,
грамоты. Её портрет бережно хранится в музее истории и этнографии в Душанбе, в разделе
становления Советской власти в Средней Азии. О ней
много и заслуженно написано писателями и историками Средней Азии, которые видели
в ней, в её жизни и подвиге источник своего творческого вдохновения. Имя моей мамы Эстер вошло в историю Средней
Азии. Сейчас я пытаюсь найти хоть какие-то архивные материалы того исторического
времени. Сожалею, что по незрелой молодости я не сделала этого раньше.
Красивая,
статная, с острым проницательным взглядом и отменными ораторскими качествами мама
умела отстаивать свою точку зрения и вести за собой массы. Многие из своих генов она передала мне – самой младшей
из детей. И в том, какою я стала сегодня профессионально и социально – это и её
заслуга.
Сегодня мало кто остался в
живых, но все, кто знал нашу маму, Эстер
Бадалову, вспоминают ее только добрыми словами, часто называя ее легендарной
женщиной, умной и талантливой. Именно поэтому гордятся ею наши дети и внуки,
для которых она сумела сохранить их еврейские корни и самой остаться бессмертной.
Доктор Зоя
Максумова